Наш язык
Наш язык – продолжение той сокровенной молитвы,
Что свела воедино разрозненные племена.
Восхитительным гимном звучала в преддверии битвы
И на подвиг святой сыновей вдохновляла она.
Наш язык – от рождения каждому данное имя,
В коем всякая буква имеет свой царственный смысл.
Оттого искаженье его языками иными
Изменяет судьбу вплоть до смерти, тюрьмы да сумы.
В дни великих побед и в жестокие годы гонений
Каждым звуком своим в обрамлении смеха и слез
Наш язык приносил нам божественный дар откровений,
Изначально ленивую мысль возвышая до звезд.
И цедя иноземную речь сквозь славянское сито,
Отметя шелуху, мы в грядущее строили мост.
Чем богаче и гибче язык – тем мудрее носитель,
Чем изысканней цель – тем активней работает мозг.
Наш язык разорвал древних правил громоздкие клети,
В гордом взлете сознанья стряхнув ожерелья оков.
Не случайно в словесных баталиях прошлых столетий
В нем легко растворились десятки других языков!
Наш великий язык драгоценнее прочих наследий!
Это парус на мачте и дующий в спину зюйд-вест.
Из томов словарей и бесчисленных энциклопедий
Можно запросто соорудить не один Эверест!
Но когда вместо шумных каскадов и брызг водопада
Остается в наследство гнилой, полувысохший ров –
Скудоумье народ превращает в послушное стадо,
А людей, не желающих мыслить – в ничтожных рабов!
Так не дайте ж иссякнуть ключу в годы смут и брожений!
Не позвольте ничтожествам Храм Языка разорить!
А иначе, друзья, вы достойны любых унижений,
Если вам все равно, на каком языке говорить!
Константин ФРОЛОВ
Смоленск,
на правом берегу Днепра
(Стихотворение написано под впечатлением рисунка участника Отечественной войны 1812 года майора французской армии Фобера дю Фора)
Бранился Марс на все лады
И молнии метал.
Горел Смоленск, и горький дым
Над городом витал.
А в зарослях, что вдоль реки
На правом берегу,
Засели русские стрелки
И били по врагу.
Их цепь немыслимо тонка,
Как шелковая нить,
Но наступающим полкам
“Давала прикурить”!
В боях за честь родных руин
Не раз “держали верх”!
Все молодцы! Но был один,
Стрелявший лучше всех.
Свой неприступный бастион
Среди плакучих ив
С прошедшей ночи занял он -
Француза супротив.
То рядовой, то офицер
Свинец ловили в грудь.
Все, кто попал в его прицел,
Ушли в “последний путь”
Противник нервничал. И вот,
Ругаясь на бегу,
Стрелков отменных целый взвод
Залег на берегу.
Стреляли залпом и поврозь,
О времени забыв.
Но вновь отмщение неслось
Из-под плакучих ив.
Чтоб надоевшего стрелка
Вконец “укоротить”,
Приказ был отдан - из полка
Орудье прикатить.
Рванул заряд, за ним - другой!
Картечь все валит с ног.
Но не смолкает за рекой
Упрямый тот стрелок.
Весь день, как в тире, сквозь кусты
Летели пули в цель.
Лишь с наступленьем темноты
Закончилась дуэль.
И всыпав пороха картуз
В чугунное нутро,
С досады выпустил француз
Последнее ядро.
Наутро, фронтом в полверсты,
Как разъяренный вепрь,
Французы, наведя мосты,
Форсировали Днепр.
Шел неприятель, словно вал -
Несдержан и криклив.
Но вдруг сконфуженно смолкал
Вблизи плакучих ив.
Пред ним, с улыбкой на лице
Припав к земле своей,
Лежал убитый офицер
Из русских егерей.
Казалось, битвой утомлен,
Прилег он отдохнуть.
Разбив нехитрый бастион,
Картечь пронзила грудь.
В кругу воронок, весь в пыли,
Средь сломанных дерев,
Обняв клочок родной земли,
Лежал российский лев.
И было ясно до конца,
Что никакая рать
Святую землю у бойца
Не в силах отобрать.
Гудел над Родиной набат,
Как горная река.
Бледнели лица у солдат
Французского полка.
А над позицией стрелка
Стоял, потупив взор,
Артиллерийского полка
Майор Фобер дю Фор.
28.01.2005
Константин ФРОЛОВ
Английская конница
(13 октября 1854 года в ходе Балаклавского сражения погибла бригада легкой кавалерии Английских войск, считавшаяся лучшей конницей в мире)
Английская конница, легкая конница!
Любой пред тобой в изумленье поклонится.
Изящны! Бесстрашны! Красивые, черти!
Но путь ваш проходит Долиною Смерти.
Ах, дивные кони Великобритании!
Цена одного скакуна - состояние!
Забава и гордость Двора королевского...
За вашу погибель спросить будет не с кого.
Блестят на мундирах златые узоры,
В такт рыси звенят серебристые шпоры.
На резвом коне пред зияющей бездной
Джеймс Кардиган - непревзойденный наездник!
- Вон русские пушки, вот ровное поле!
Любой кавалерии вольная воля!
Под небом чужим, по-осеннему хмурым,
Пускайте коней самым быстрым аллюром!
Как в поле укрыться от русской картечи!
Она рассекает, кромсает, калечит.
И жизнь ваша ценится меньше “полушки”,
Но мчится бригада на русские пушки.
Спокойно, уверенно, метко и быстро
Работают русские артиллеристы.
- Примите “гостинец”! Вы сами просили!
Кто ж вас заставлял нападать на Россию?
Не всем в том бою улыбнется удача.
Но часть храбрецов до редутов доскачет.
И будут мелькать искаженные лица,
И будут рубиться, рубиться, рубиться...
А после, держа боевые порядки,
В исходную точку вернутся остатки.
И сотни улан, не вступая в сраженье,
Безмолвно расступятся в знак уваженья.
Английская конница, легкая конница...
Теперь Кардигана изводит бессонница:
Он жив, а бригада, овеяна славою,
Лежит бездыханная под Балаклавою.
19.03.2005 г.
Севастополь,5-й бастион.
В ночь с 9 на 10 мая 55 г.защитники захватили Кладбищенскую высоту.
Французы попытались выбить их с этого плацдарма, но им не удалось.
В этом бою был смертельно ранен майор Житомирского полка Эраст Агеевич Абаза, автор романса "Утро туманное" на стихи И.С.Тургенева.
"Утро туманное, утро седое..."
Звуки гитары и рокот прибоя.
Вздохи, признанья, закаты, рассветы...
Все это было, но сгинуло где-то.
Против российской безудержной славы
Объединилось четыре державы.
Взрывы, стрельба, на развалинах копоть
И осажденный врагом Севастополь.
В криках "ура", в несмолкаемом гуле
Посвист шрапнели и штуцерной пули.
Ох, как непросто быть русским солдатом
На бастионе под номером "пятым"!
Спросите - страшно? Конечно же страшно
Ночью ненастной сойтись в рукопашной.
Но как мольба в нескончаемом вое -
"Утро туманное, утро седое".
Сердце колотится, сердце устало.
Где ж это утро! Скорей бы настало!
Сея осколками, рвутся гранаты
На бастионе под номером "пятым".
Штык закаленный, заточенный, русский -
Выше по прочности стали французской.
Суть ведь не в том, что ковали умело -
За Севастополь, за правое дело!
Жив бастион. Не сдаются герои.
Вот уж и солнце встает над горою.
Но беспощадно разит, отступая,
Пуля французская, пуля слепая.
"Форте", "пиано", "контральто", "бельканто"...
Нужно ль, скажите, ружье музыканту?
Но если враг поднимает оружье -
Ради Отечества, стало быть, нужно.
Суть бытия по известным канонам
В мертвых глазах прочитать не дано нам.
Белая чайка скользит над водою...
"Утро туманное, утро седое ..."
6.03.2005 г.
Гораций Каст
(В долине реки Альма находится одинокая могила английского офицера, погибшего во время Альминского сражения)
Ты - баловень свершившихся надежд,
Ты - гордость нации и судеб властелин,
Ты - Славы именительный падеж,
Бесстрашный воин и любимый сын.
Ты аглицкой Короны верный страж,
Ты получаешь деньги из казны,
К твоим услугам - за море вояж,
А вместе с ним - награды и чины.
Твоих волос еще не тронул снег,
Завидный путь маячил впереди...
Кто ж звал тебя на этот сонный брег
С оружием и жаждой победить?
Как разглядеть подобный поворот
Сквозь кровь и слезы, сквозь огонь и дым -
Британии могущественный флот
Разбился о скалу с названьем «Крым».
Напрасно Лондон убеждает всех
В викториях, каких не видел свет,
Добыв весьма сомнительный успех
Ценой безумных – пирровых - побед.
Вы доказать хотите, кто сильней.
Но стоит ли оно такой цены?
Еще одно сраженье при Альме -
И Англия выходит из войны.
Увы, тебе всего лишь двадцать пять.
Но закатилась вдруг твоя звезда.
Тебя, конечно, дома будут ждать,
Но так и не дождутся никогда.
Осталась где-то жизни суета.
А над тобой, от дома вдалеке,
Тяжелая могильная плита
И надпись на английском языке:
«Здесь похоронен, умерший от ран,
Гораций Каст, британский капитан,
Храбрец и жертва дерзкого ума,
У речки под названием «Альма»
Так кончилась внезапно жизнь твоя.
Её один лишь выстрел оборвал
Из русского кремневого ружья
Свинцовой круглой пулей. Наповал.
2005 г.
Константин ФРОЛОВ
Господа юнкера
На придворных балах, под огнем фейерверка
Забияка Эрос ваши судьбы вершит.
Здесь один только жест может все исковеркать
И один только взгляд может все разрешить.
В ослепленье душа вдруг поверит злословью,
И смертельной враждой обернется игра...
Господа юнкера, не шутите с любовью!
Здесь кончается смех, господа юнкера.
Не дай Бог, если вы грешный плод надкусили!
На осколки души не наложишь бинты.
Просто каждый из вас - достоянье России,
От кадетских погон до могильной плиты.
Оскорбление чести смывается кровью.
И обидчик едва ль доживет до утра.
Господа юнкера, не шутите с любовью.
Будет грустным финал, господа юнкера.
Все у вас впереди - и балы, и парады,
И кровавая рубка - наотмашь с плеча.
Вас, конечно, найдут и чины, и награды,
И любовь... если вдруг не погаснет свеча.
Я хотел вас вернуть к озорному застолью...
Но застыл над бумагою кончик пера...
Господа юнкера, не шутите с любовью!
Жизнь ведь так коротка, господа юнкера!
2005 г.
Константин ФРОЛОВ
Сармат. (Песня из одноименного сериала)
В доме моем,
Где пахнет хлебом и дымком из печи,
Сад за окном,
И на столе рядком стоят куличи,
В красном углу –
Лик Богородицы в лампадном огне,
Кот на полу
И шашка деда на стене.
Ты защити и сбереги меня,
Небесный ангел мой,
От малодушья и бесчестия,
От пули роковой.
Я чую сердцем твой магнит
И верный путь найти смогу,
Пока ты есть, пока горит
Костер на дальнем берегу.
Сколько дорог
В скитаньях пройдено в чужой стороне...
Но, видит Бог,
При слове “родина” мы стонем во сне.
Снится мне дом,
Где нет тревог среди ночной тишины,
И в доме том
Царит любовь, и нет войны.
Пусть нет от Бога новостей,
И кто-то целит мне в висок,
Сочится кровь из-под ногтей,
И на зубах скрипит песок, -
Я буду твердым, как гранит
И верный путь найти смогу,
Пока ты есть, пока горит
Костер на дальнем берегу.
Москва, 18.04.04 г.
Георгию Иванову
Как хрупок этот мир, который,
Пугливо спрятавшись в нору
И окна занавесив шторой,
Ведет наивную игру…
Мы пьём под звуки фортепьяно
Среди простуженных снегов
И вздрагиваем постоянно
От звука собственных шагов.
Подвластна заданному ритму
Волна вальсирующих тел…
Но кто-то подбирает рифму
Для слова страшного – «расстрел».
Не каждый убедить сумеет
В том, (и себя первей всего),
Что это слово не имеет
К нам ровным счетом ничего.
Полна тоскою неизбывной
Певица в траурном манто.
Поэт читает заунывно
Свое блестящее «ничто».
Его лицо, как маска в пудре.
Лишь рот кривится в такт речам.
И нерасчесанные кудри
Спадают вяло по плечам.
Невразумительный и странный,
Порой коверкая слова,
Он манит нас за океаны,
На золотые острова.
И нас его призыв уносит
В пределы дальних берегов.
А дым дешёвой папиросы –
В туман предутренних лугов.
Вот южный город, неги полный,
Всегда беспечен, сыт и пьян.
И бьют лазоревые волны
В борта фрегата «Сан Хуан».
По трапам бегают матросы,
Таская толстые тюки.
Хозяин, жёлтый и раскосый,
Следит за всем из-под руки.
Что моряку – лишь ром да юбка!
Иначе жизнь его пуста.
-А ну, прижмись ко мне, голубка!
Иной бродягя даже трубки
Не вынимает изо рта.
В одной руке – хмельная кружка,
И зуб акулы на груди.
В другой – веселая подружка!
(Таких в порту – хоть пруд пруди!)
Узлом завязана рубаха,
В такт песне топает нога,
Торчит за поясом наваха,
(Видать, моряк не знает страха),
А в ухе – медная серьга.
Здесь нет зимы! Здесь все богаты!
А не богаты – не беда!
Здесь потрясающи закаты!
Здесь все твои мечты – крылаты!
А твой покой хранит звезда!
Вот папуасы в белых перьях
Вокруг костра пустились в пляс…
Вдруг кто-то громко хлопнул дверью –
И иллюзорный мир погас.
Опять война, разруха, голод…
Лишений, бед роится сонм.
И леденящий душу холод,
И неуверенность во всем.
Ожесточение без меры.
В душе – мышиная возня.
И надоевшие портьеры,
И в них гуляющий сквозняк.
И вьюга за окошком воет,
По крыше ветками шурша…
Эх! Одеялом с головою
Укрыться б, лечь и не дышать.
Чтоб трубы больше не трубили:
-Ура! Вперед! На бой и труд!
Чтоб все вас начисто забыли –
И кто, и где, и как зовут!..
Но вновь поэт читает строки,
Сгущая сумрак голубой.
И вновь бегут по телу токи -
И отступает мир жестокий.
И утихает в сердце боль.
